Поделиться:
26 декабря 2013 08:00

Крест Екатерины

«"Узурпатором власти" государыня стала поневоле, в условиях жесточайшего династического кризиса, постигшего Дом Романовых к середине XVIII века». Продолжение дискуссии о государыне императрице Екатерине Второй и ее роли в истории России.
 

Кто только видит пороки, не имев любви, тот неспособен подавать наставления другим.
(Екатерина Вторая)
 
В 1769 г. Екатерина учредила замечательный орден — орден для мужчин-воинов, защитников Отечества. Орден Святого Георгия Победоносца. По отзыву одного из участников Георгиевской думы начала XX века, «награда эта была единственная в своем роде, не существовавшая ни в какой другой иностранной армии, и для получения которой "протекция" была бесполезна и бессильна». (Г. К. Военная Быль. 1971. Июль. № 111. С. 3). И несмотря на нашу тысячелетнюю военную историю, этот орден остается самым уважаемым. Одного этого было бы достаточно, чтобы не усомниться, «принесла ли вся эта деятельность пользу стране и народу».
 
Разместив на своих страницах уже две статьи о великой императрице, «Белое Дело» совершает настоящий прорыв в историко-популярных исследованиях. Потому что в потоках информации о том, сколько миллионов жизней погубили Ленин и Сталин (безо всякого крепостного права), или насколько проворовались Сердюков и Ко. (ничего из себя не представляющие), молодое поколение думающих русских людей может просто захлебнуться, прокляв наше историческое прошлое, не только советское, но и русское, и окончательно восхотеть собрать чемоданы и перебраться в ЕС, Северную (или даже Южную) Америку, Индию и другие тридевятые государства, так как в отечественной истории образцов взаимодействия государства — элиты — общества с присущим нам максимализмом пытливый русский ум не обнаруживает.
 
Хочу искренне поблагодарить Бориса Керженцева за открытие дискуссии о Екатерининском веке, но позволю не согласиться с уважаемым автором в том, что «один из главных уроков российской истории состоит в том, что следует, по возможности, избегать апологий личности тех или иных деятелей прошлого, в особенности если это личности правителей государства». Конечно, правители государства — не святые угодники. Невозможно сравнивать Сергия Радонежского и Ивана Третьего, Серафима Саровского и Александра Второго, Ксению Блаженную и Екатерину Вторую. Глядя на портрет Нефертити, конечно, можно осуждать и эту рабовладелицу (и узурпатора власти, судя по новейшим изысканиям египтологов). Можно даже обвинить Екатерину (а не Петра Первого) в установлении жестокого крепостничества (забывая, кстати, о том, что в соседнем с Россией «демократическом» славянском проекте, Речи Посполитой, паны обладали правом не только пороть, но и убивать своих крепостных «в запале», уплачивая за убийство незначительный штраф). А в «демократических» США, становлению которых способствовала та же «обыкновенная узурпатор престола», к ужасу уважаемого автора, еще 70 лет после Екатерины торговали рабами и умучивали их во многочисленных «хижинах дяди Тома», параллельно расправляясь с коренным индейским населением.
 
Однажды Екатерина в разговоре с Григорием Орловым спросила фаворита, что будет, если она издаст указ об отмене крепостного права. И сама же ответила на вопрос, заметив, что освобожденные мужички не успеют прибежать спасти ее от неминуемой казни. Россия второй половины XVIII века просто не была готова к отмене крепостничества (как не была готова и в 1861 году!). И продолжая крамольную мысль — не готова психологически ни в XX веке (иначе откуда «прописка» и колхозная система?!), ни даже теперь (сколько доводится слышать чудовищных сентенций типа «надо заставить», «давайте снова введем смертную казнь», «Cталина на них нет» и т. п.). Прежде чем предложить реформу, Екатерина обратилась к народу, и народ в лице Уложенной комиссии ответил отказом. Больше всего поразило императрицу то, что не только большинство дворян отказалось по факту обсуждать предлагаемые меры, но и купцы и свободные крестьяне предъявили претензии владеть крепостными.
 
Идти против русского общественного мнения Екатерина не могла и не хотела. «Узурпатором власти» государыня стала поневоле, в условиях жесточайшего династического кризиса, постигшего Дом Романовых к середине XVIII века. В царствование Елизаветы Петровны (тоже «узурпатора» и «незаконнорожденной»; отменившей смертную казнь — вечная ей память!), расклад будущего России был таков: несчастная Брауншвейгская фамилия, томящаяся под стражей, и тихо повреждающийся в уме бедолага Иоанн Антонович, заключенный в шлиссельбургских стенах, или бесталанный внук Петра Великого Петр Федорович, чтению книг предпочитавший пустые забавы. Уже став императором, Петр Третий замышляет развестись с женой и заключить ее и сына Павла в монастырь. Учитывая степень нездоровья Петра Третьего, можно предположить, что Россию в дальнейшем ожидали бы новое Смутное время и неминуемый распад. Так что переворот 1762 г. наши предки оценивали верно — как единственный возможный выход из нарастающей катастрофы, а роль Екатерины, справедливо, как роль «спасительницы Отечества» и, кстати, православного христианства (это на фоне Петра, который мог и кривляться на похоронах Елизаветы, и в церковь зайти с собаками). Желающим разобраться в этой проблеме рекомендую замечательное исследование современного историка Олега Александровича Иванова «Екатерина II и Петр III. История трагического конфликта», основанное на архивных документах.
 
Позволю усомниться также в утверждении о том, что Екатерина «пришла к власти в результате … убийства своего супруга». Был ли убит несчастный Петр Третий — большой вопрос. В отличие от его сына Павла (о чем сохранилось множество русских свидетельств). Кстати, Екатерина прекрасно понимала, что черты личности ее старшего сына не позволят ему стать эффективным правителем, и готовила к царствованию внука — Александра. Но не успела…
 
Впрочем, можно отказаться от принципа презумпции невиновности, как это сделали в свое время большевики, и обвинить императрицу в том, что она не только велела убить мужа, но и пила кровь молодых гвардейцев…
 
«Обыкновенные воры» Потемкин, Суворов, Панин, Ушаков? Полноте, уважаемый автор, поставьте в этот ряд еще «обыкновенных воров» Михаила Голенищева-Кутузова, Дениса Давыдова и прочих крепостников. Глядя на современных «необыкновенных воров», как-то хочется пресловутой «обыкновенности»… Это к слову, о том, что все относительно.
 
Никак не могу разделить восторгов автора по поводу пугачевцев, истреблявших целые русские семьи. Все равно что радоваться преступному разгулу черни в 1917-1918 гг. Чудом избежал гибели во время осады пугачевцами Яицкого городка наш будущий Эзоп, трехлетний Ваня Крылов, отец которого был защитником крепости. Кого выберем теперь, сограждане, в страшном, кровавом русском споре (а выбирать надо!): Ивана Крылова или самозванца, «народного амператора»?
 
«Чрезвычайно важно обратить внимание на высокое развитие в пугачевских "душегубах" чувства гражданской сознательности». Это, наверно, относится к развлечениям Пугачева на волжских берегах. 22 августа 1775 г. на берегу Волги ниже Царицына «встретил он астронома [Г. М.] Ловица и спросил, что он за человек. Услыша, что Ловиц наблюдал течение светил небесных, он велел его повесить поближе к звездам». (Пушкин А. С. История Пугачева. Гл. VIII).
 
Упаси нас, Боже, от такой «гражданской сознательности». Тут уж каждый будет ждать Суворова с его «чудо-богатырями».
И наконец, отношение малороссов к императрице было разным. Если вспомнить об украинской исторической элите, нельзя не привести гордые слова канцлера А. А. Безбородки о том, что при Екатерине «…ни одна пушка в Европе без нашего разрешения выстрелить не смела!»
 
И еще — слова великого писателя, Николая Васильевича Гоголя: «Тут осмелился и кузнец поднять голову и увидел стоявшую перед собою небольшого росту женщину, несколько даже дородную, напудренную, с голубыми глазами и вместе с тем величественно улыбающимся видом, который так умел покорять себе все и мог только принадлежать одной царствующей женщине».
 
Осмелимся и мы поднять головы и увидеть Век Екатерины в его сложности и противоречиях. Видя его проблемы — но с любовью к Исторической России.